Ранним утром его разбудил настойчивый сигнал видеофона. С экрана глядел Кройс. Круги под глазами и несколько пообвисшие щеки свидетельствовали о том, что ученый проработал всю ночь.
— Едва добудился. — недовольно буркнул Кройс. — Уже битых пять минут нажимаю кнопку вызова, а ты ни гу-гу.
— Лучше скажи, куда ты исчез, — ядовито заметил Гарри. — Не очень-то прилично оставить гостя одного, а самому испариться. Ты говорил, что вернешься через минуту…
Кройс не походил на раскаивающегося грешника.
— К сожалению, Гарри, я не располагаю свободным временем, — сказал он, сделав такой жест рукой, словно отгонял назойливую муху. — Что же касается «минуты», то должен сказать, что еще никто не определил точно ее продолжительности. Извини меня и располагайся как дома, отдыхай, осматривай институт, гуляй по долине. Я, к сожалению, не могу тебя сопровождать.
— Так на кой же ляд ты меня приглашал? — взорвался Гарри. — А?
Кройс задумался.
— Ну да, старик, я обязан тебе это объяснить, — неохотно сказал он наконец. — Ты был для меня катализатором биотоков мозга.
— Что-что?
— Хм, ты об этом не слышал. Катализатор биотоков мозга действует почти так же, как и обычный катализатор. Таким катализатором может быть какой-нибудь предмет или какой-нибудь человек.
— Значит, катализатор, — Гарри сжал кулаки и поднялся с дивана. — И я тащился сюда стратобусом, дисколетом, а потом геликоптером только ради того, чтобы ты через два часа сбежал от меня, предложил ознакомиться с твоим поганым институтом, а потом рассказывал по видеофону сказки… И все это потому, что я понадобился тебе как катализатор?
Гарри подошел к экрану и зло посмотрел на товарища. Он с удовольствием вспомнил, как когда-то тискал Чуткое Уха на переменах, стоило только присматривавшему за ними роботу отвести направленную антенну. Он охотно бы опять проделал сегодня эту воспитательную операцию, но найти Кройса в трех многоэтажных зданиях института было практически невозможно.
— Не нервничай, Гарри, — сказал Кройс. — Это не высосано из пальца. Помнишь школьные времена? Уже тогда меня удивляло, какое влияние ты оказываешь на мои работы. Порой ты подсказывал мне такую чушь, что хотелось плакать, однако твой бред помогал мне найти нужное решение. В результате мои оценки были очень хорошими, а ты, как говорится, забивал гол в собственные ворота.
— Врешь, Чуткое Ухо, ну и врешь же ты! Я всегда подсказывал тебе правильно, и, не будь меня, ты не вылез бы из двоек.
— Тогда объясни, почему же ты сам с таким трудом окончил школу? Наверно, благодаря умело спрятанным феррокремниевым шпаргалкам! — издевался Кройс.
— Вот это-то и странно, — Гарри начал расхаживать по залу. Он был глубоко убежден, что давал Кройсу в школе хорошие советы, что его подсказки были правильными, о чем совершенно недвусмысленно говорили отметки этого болвана Чуткого Уха. Как же получалось, что сам он с трудом добивался удовлетворительных оценок? Ага, замечания Кройса приводили к тому, что в конце работы у Гарри возникали сомнения и он начинал исправлять и вычеркивать целые куски уже в последнюю минуту перед тем, как сдать работу. Зато, когда однажды Кройса случайно не оказалось, то…
— Понимаю! — крикнул Гарри. — Это не я твой катализатор, а ты мой! Вдобавок катализатор минусовый. Это из-за тебя я испоганил все контрольные работы. Ты действуешь на меня отрицательно, все портишь. Взять хотя бы мое присутствие здесь. Приятную экскурсию и беседу ты тоже испортил, а сам наверняка что-то выгадал.
Кройс задумался.
— Хм, немного странно, но вполне возможно, — сказал он. — Ты для меня положительный катализатор, а я для тебя — отрицательный. Интересная связь, а одновременно еще одна новая тема для моих исследований.
— Я здесь не останусь ни минуты, Кройс, — холодно заметил Гарри, — поскольку из нашего разговора следует, что ты на моем присутствии выгадаешь ровно столько, сколько я потеряю. Но что ты, собственно говоря, выгадал, разговаривая со мной? Каковы результаты моего каталитического воздействия на твое гениальное мозгсмвое вещество?
— Видишь ли, Гарри, ты появился как раз в тот момент, когда я совершенно отчаялся. Некоторые свои исследования я закончил успешно, другие зашли в тупик, а новые темы казались мне совершенно неинтересными, не стоящими труда и работы. Я слонялся по долине, по коридорам института, отлеживался на террасах в ожидании перелома, раздражителя, который опять придал бы смысл Моему существованию в этих стенах. При всем том я знал, что я не конченый человек, я чувствовал в себе огромные творческие возможности, но мне недоставало какой-то мелочи, которая дала бы начало этому лавинообразному процессу. И вот, читая книгу Брауна «Человек как катализатор», я подумал о тебе.
— Очень приятно, — прошипел Гарри, без особой нежности глядя на экран.
— Ты уже почти поверил в то, что твой Катодий зажил собственной, самостоятельной, разумной жизнью и даже начинаешь его побаиваться. Мне же пришло в голову, что так называемая «усталость» металла и систем, из которых собрана эта машина, может вызывать определенные нарушения в функциях робота при одновременном сохранении общих законов логики, управляющих всей системой. В результате у меня возникла идея новой работы под условным названием «Влияние усталости металла и систем гомоида на поведение некоторых типов роботов». Я мог бы перечислить тебе еще несколько десятков других пришедших мне в голову мыслей, не так тесно связанных с нашей беседой, но мне жаль времени.
— Мне тоже, — перебил Гарри, — надеюсь, мы видимся в последний раз. Больше тебе не удастся использовать меня в роли катализатора.
— Обидно, — без особого сожаления вздохнул Кройс, — но, если ты на этом настаиваешь, я как-нибудь переживу. Сейчас у меня столько новых идей, что, пожалуй, хватит до конца жизни. Кстати, между прочим, не продашь ли ты мне своего Катодия? У меня есть немного еврасов на счету.
— Прекрасно. Пришлю его сразу же по возвращении, Думаю, он достаточно быстро отравит тебе жизнь. Хотя… — Гарри задумался. Если он был для Кройса катализатором положительным, а Кройс для него — отрицательным, то, продавая Катодия, он, пожалуй, сделал бы Кройсу услугу, а себе — наоборот. Значит, для него это была невыгодная сделка, правда, не известно почему. Гарри усмехнулся изображению на экране — о, нет, он был бы последним глупцом, если б, зная все, отдал Кройсу робота.
— Нет, я не продам тебе Катодия, — сладко сказал он. — Я не дам объегорить себя, антикатализатор ты мой, деструктор ты мой милый.
Кройс что-то недовольно проворчал, но тут же улыбнулся.
— Ну как хочешь, дорогой, как хочешь. Во всяком случае, сердечно благодарю за посещение, всегда можешь на меня рассчитывать…
— Прощай, — холодно сказал Гарри и вышел из кабинета, стены которого были расцвечены мрачным отсветом, дождем огненным, молниями фиолетовых электрических разрядов.
На следующий день Гарри сидел в кресле и мрачно рассматривал из окна своего кабинета зеленую ленту Бульвара философов и небоскребы в центре города. Холодный компресс почти не охлаждал его разгоряченного лба, пустой флакончик из-под успокоительного свидетельствовал о том, что самочувствие Гарри оставляло желать много лучшего. По комнате слонялся Катодий, сыпал искрами, трещал, трясся, словно эпилептик. Гарри на секунду оторвал взгляд от успокоительной зелени бульвара и с отвращением посмотрел на робота.
— Пошел в угол, железный гроб! — рявкнул он. — Эх ты, гадалка! Приключение! Еврасы! Где все это? Где?
— Нееее знааааю, хооозяииин, я действую безззошибочно. Мнеее каажеется, чтттто прииклююючение быыыло и выыы быыли в гооорах.
Гарри запустил в Катодия флаконом, но промахнулся, и прозрачная трубочка покатилась в угол.
— Обманщик! Приключение! А ну, говори, откуда ты знал, что я поеду в горы?
— Когда-то вы вмонтировали в меня секретарскую систему, и она у меня сохранилась в рудиментарном состоянии. Когда пришла телеграмма от Кройса, то, прежде чем этот болтливый ящик, именуемый автоматическим секретарем, переписал телеграмму на соответствующий бланк, я уже знал ее содержание. А почему у вас нет еврасов — не понимаю. В институте изучения роботов должны были заинтересоваться моей исключительной личностью и купить меня у вас по меньшей мере за тысячу еврасов.